Подпись: Поэты ходят пятками по лезвию ножа – И режут в кровь свои босые души! (В.С.Высоцкий) Семиотическая граница и вера. Homo credens. Человеческая жизнь – это узкая полоска границы между двумя океанами небытия. Человеку всю жизнь суждено бороться за выживание, и сама жизнь – вечное нахождение на грани смерти. Пограничность свойственна всем человеческим проявлениям и действиям. Жизнь заставляет охранять границу собственного организма от пагубного воздействия окружающей среды, границу собственного «Я» от тлетворного влияния социального окружения, границу своей культуры от разящего меча либо смертельных объятий культуры чужой. Непреодолим и «парадокс границы» между субъектом и объектом познания в гуманитарной сфере: человек как действует сам, так и руководит собственными и чужими действиями, обобщает и исследует их, проявляясь в одном лице и как субъект, и как объект познания и деятельности. Языковая деятельность человека – квинтэссенция пограничности. Человеческий язык в целом призван обслуживать интерфейс между человеком и окружающей средой. Кроме того, со времен Вавилонской башни часто приходится переходить через границу круга – который, по Гумбольдту, описывают вокруг народа его язык и культура – вступая в иные круги. На границе гумбольдтианского круга языки и культуры вступают в отношения асксиологического противопоставления, антагонизма, контраста. Наивный пользователь языка всегда оценивает то, что имеется по и ту и по другую сторону границы. Мифы семиотической границы, представления о чужих языках и народах лежат в основе коммуникативного поведения в ситуации межкультурной коммуникации. Как показывают размышления и исследования (Dufva 1994, 25-29; Кашкин 2002, 13-14), наивный коммуникант, оценивающий языки и культуры по ту и другую сторону границы, большей частью полагается на свои ощущения, представления, предрассудки, мифы и тому подобные явления из области не столько знания и разума, сколько рассудка и веры. И действительно, практическое, повседневное знание в целом не может принципиально опираться на сферу знания логического, хотя бы исходя из принципа экономии: для совершения практических действий необходимы «быстродействующие» стереотипизированные схемы, «пакеты» мифологизированных представлений, свернутым образом обобщающие предшествующий опыт человека. Для выводного знания, тем более для «проверки его на практике», размышлений о его истинности, просто «не хватает времени». Отношение к другому, к его языку и его культуре в значительной мере подвержено воздействию стереотипизированных схем. Коммуникант не столько знает, сколько верит (слышал когда-то, принял на веру когда-то, воспринял – и сейчас использует эту установку уже без размышления и т.п.), что «итальянцам нельзя доверять, все равно в чем-нибудь обманут», «все русские любят выпить и поесть на халяву», «немец должен вовремя и точно выполнить условия соглашения» и так далее. Стереотип не разрушается до конца, даже если данный конкретный представитель этнокультуры ведет себя вразрез с общепринятым представлением (немец не выполняет обязательств вовремя, русский не пьет, а итальянец… впрочем, о нем уже поздно: с ним уже не подписали договор, хотя он мог бы стать выгодным для обеих сторон). Отдельные коммуникативные неудачи неприятны, но избегать их впредь часто и не пытаются. Даже более изощренные в вопросах межкультурных контактов преподаватели иностранных языков, переводчики и представители других древнейших профессий иногда в личной беседе вставляют фразку: «Как типичный англичанин, он…» или «Он не был похож на типичного англичанина». При этом ожидается понимание «типичного англичанина», как представителя «reserved, polite, pet-loving, tea-drinking nation – values which have long made Britain ‘different’» (Ford 2005, 34). Difference, «отличие» – вот ключевое слово стереотипизированного восприятия поликультурного пространства. Именно это свойство роднит культуру с языком и напоминает о повсеместно цитируемых словах классика лингвистики: «В языке нет ничего, кроме различий» (Ф. де Соссюр). Как иррелевантна материя, из которой скроен язык либо любая иная семиотическая система, так и границы между культурами не являются изначально материальными. Разумеется, лесополосы, колючую проволоку или вспаханную борозду не стоит всерьез рассматривать как изначальную, природную границу. Впрочем, человек давно уже привык жить в мире вторичных артефактов, и для многих бездушно-полосатый пограничный столб или линия на карте мифологизируются и становятся частью эмоционально-возвышенного дискурса о родине vs. чужбине. Плохо это или хорошо? Еще Платон сказал, что не существует хороших, либо плохих мифов, мифы бывают полезными либо не очень. Если граница проводится, значит это нужно кому-то по одну, либо по другую ее сторону. Не ставя пока вопроса о функции границы, отметим ее конститутивное свойство. Граница в человеческом сообществе по сути представляет собою явление семиотическое, знаковое, мифологемное. По ту сторону границы говорят (вербальные знаки), жестикулируют (невербальные знаки), действуют (знаки-действия), производят (артефакты), думают (концепты) и т.д. по-другому. Все остальное там такое же, как и по эту сторону границы. Британская difference или differance (как предпочитает писать Ж.Деррида) по обе стороны The English Channel/La Manche состоит в различии не столько природы, сколько способов ее называния и употребления. В этом можно найти одновременно как основу недопонимания между культурами, так и основу искомой успешности межкультурной коммуникации. Как писал тот же Деррида, «какими бы разнородными ни были сущностные структуры различных конституированных языков и культур, перевод в принципе есть задача всегда возможная: два нормальных человека всегда априори будут обладать сознанием своей общей принадлежности одному и тому же человечеству, живущему в одном и том же мире» (Деррида 1996, 98). Кстати, и сама «межкультурная» коммуникация – миф. Коммуникантами в природном, изначальном смысле могут быть лишь двое, два индивида, культуры не разговаривают; культуры – это наши представления о совокупных различиях в знаковом и материальном поведении сообществ индивидов. Именно индивид первым проводит границу между собой и иным – первой появляется граница межличностная. Двое вырабатывают один язык, одну культуру. Вопрос о межкультурье просто не встает. Лишь позднее, в особых обстоятельствах экспансии личности и содружеств личностей, появляется возможность и возникает осознание различия языков и культур разных местностей. Таким образом, можно говорить о семиотической границе личности и о семиотической же границе социума. Пограничные столбы и заборы, национальная одежда и экстравагантная мода, войны и драки – лишь продолжения мифологизированности различий, охраняющие личностное и национальное пространство, предмет – иногда неистовой – веры. Но граница не до конца неприкосновенна. Выживаемость системы внутри границы зависит не только от защиты, но и от обмена (веществ и идей). Это доказывается весьма жизненным примером: изолированные в отдельных камерах коммуникативные личности не могут долго прожить без воды, хлеба, а также без перестукивания. Даже толстые стены не мешают коммуникации.
Автомобильная техника alpine iva недорого . площадь воздуховода . Изготовим православную икону Божией Матери. Звоните! . За небольшую оплату отправка sms недорого, со скидками.
Hosted by uCoz